История женщин на Западе. Вдовство и судьба незамужних женщин.

Вдовство

Родители осознавали, что их шансы увидеть своих детей достигшими взрослого состояния невысоки. Убеждение в том, что сирота, прежде всего женского пола, находится в особо опасном положении, разделя­ли не только писатели, но также филантропы и авторы нравоучитель­ных трактатов. Обязанностью вдовца было найти замену матери для своих детей: он вступал в новый брак, приводил в дом незамужнюю родственницу или отсылал детей к своей сестре. Мачеха традиционно считалась ужасным персонажем; полагали, что она, несомненно, сдела­ет все, чтобы обеспечить преимущества собственных детей перед при­емными. В качестве другой альтернативы отец мог возложить обязан­ности матери и домохозяйки на свою старшую дочь, тогда как положе­ние сыновей не претерпевало изменений. Естественно, это уменьшало возможности дочери работать для себя, чтобы скопить приданое, и пе­ред ней вставала перспектива заботиться о нуждах отца, пока он жив. Во многих отношениях смерть матери имела для семьи более тяжелые последствия, чем смерть отца. С другой стороны, овдовевшей матери также приходилось возлагать дополнительное бремя на дочерей.

Потеря мужа в обществе, которое определяло женщину с точки зрения ее отношения к мужчине, несомненно, являлась событием, кар­динально менявшим ее социальное, экономическое и психологическое положение. Чем выше был социальный статус семьи, тем меньшим, возможно, было это изменение. Аристократка, по крайней мере, теоре­тически, обладала правом на вдовью часть наследства своего мужа — доход, гарантированный ей брачным договором, когда она вносила вклад в общее супружеское имущество в виде приданого, чтобы обес­печить свое существование на случай смерти супруга. Более того, знат­ной вдове обычно передавались права опеки над ее детьми. Тем самым она приобретала юридическую способность принимать решения и ста­новилась хозяйкой своей собственной судьбы вне какого-либо мужско­го контроля.

Абрахам ван ден Темпел. Портрет молодой вдовы в черном.

Огромное количество свидетельств показывает, что богатые вдовы расцветали после смерти мужей. В XVIII в., например, миссис Делани, леди Гренвилл, жертва чрезвычайно неудачного брака, устроенного ее семьей, добилась успеха в свете, став законодательницей этикета; она наблюдала, искусно скрывая свои чувства под маской сдержанности, за толпой претендентов на ее руку и богатство. И предпочла сохранить свою независимость! Среди таких вдов были также Эстер Трейл и гер­цогиня Лейнстер, которые, после несчастливых браков, вторично вы­шли замуж по собственному выбору за людей более низкого социаль­ного положения, бросив дерзкий вызов обществу и наделав немало шу­ма. Миссис Трейл потеряла много друзей, в том числе ханжу Сэмюэла Джонсона, из-за того, что отдала руку воспитателю своих детей италь­янцу Пьоцци. Герцогиня Лейнстер вызвала всеобщее осуждение, когда с неподобающей поспешностью вступила в брак с воспитателем своего сына — всего лишь через месяц после кончины герцога, хотя ее, по крайней мере, поддержали подруги. Переписка, дневники и трактаты того времени фиксируют настоящую одержимость мужчин среднего и высшего класса навязчивой идеей: в случае их смерти не промотают ли вдовы их состояния вместе с нищими жиголо, сумевшими вызвать у них физическое влечение? Лучшим произведением, посвященным этой теме, являются Личные письма по важным случаям (Familiar Letters on Important Occasions; 1740 г.) Сэмюэла Ричардсона в части, озаглавлен­ной «Письма джентльмена, усердно увещевающего пожилую богатую вдову, собирающуюся вступить в брак с очень молодым и беспутным джентльменом» («Letters from a Gentleman strenuously expostulating with an old rich widow about to marry a very young gay gentleman») .

Жанна де Шанталь

Священнослужители также подробно останавливались на приме­рах вдовьей глупости в дидактических сочинениях периода Реформа­ции и Контрреформации. Реформаторы посттридентской эпохи стре­мились побудить вдов жертвовать свои богатства на благотворитель­ность и наполнить их существование смыслом, вовлекая их в деятель­ность на благо церкви. В этих попытках они достигли определенных успехов. Многие вдовы стали основательницами религиозных орденов, использовав на эти цели собственность, приобретенную ими благодаря браку. Луиза де Марийяк, вдова представителя рода де Гонди и осно­вательница конгрегации Сестер милосердия, и Жанна де Шанталь, вдова и основательница ордена визитадинок, представляют два самых ярких примера, но было много подобных женщин более скромного происхождения. Другие богатые вдовы нашли для себя занятие в каче­стве хозяек салонов (salonieres), покровительниц философов или анг­лийских «синих чулков».

Многие женщины, однако, оставались без мужа в среднем возрасте с детьми подростками и недостаточными средствами, чтобы удовле­творить свои желания. Общество требовало от вдовы похоронить му­жа подобающим образом и с почестями; это предполагало расходы, которые ей не всегда были по карману. Ирландские поминки, напри­мер, предполагавшие, что вдова окажет гостеприимство всей скорбя­щей деревне в память о своем умершем муже, активно осуждались церковниками, от епископа Кашела до приходских священников, по­скольку разоряли многих бедных женщин. Вот почему общественные ожидания относительно женщин ограничивались требованием про­явить стойкость и сделать все возможное, чтобы не стать со своими детьми обузой для прихода.

Похороны прошли, но долги вдовы еще не обязательно были опла­чены. Цеха обычно позволяли ей продолжать заниматься ремеслом мужа, если она платила то, что полагалось для этого. Важнейшим для сохранения дела было разрешение цеха сохранить подмастерьев, пред­ставлявших собой самую дешевую категорию рабочей силы. Немногие цеха давали вдове лицензию на набор новых учеников, но если ей за­прещалось оставить тех, которые работали на основании договора с ее мужем, ей почти неизбежно приходилось закрывать мастерскую.

Считалось, что вдова может трудиться так же, как ее муж. Поэто­му квалифицированные наемные работники и слуги, которым она бы­ла должна, теперь требовали расчета, усугубляя ее проблемы. Многим вдовам приходилось прекращать платежи, и более всего страдали от этого девушки-служанки, которым не удавалось получить сумму, зара­ботанную ими к этому времени. Если же долги были оплачены, вдове предстояло решить, в какой степени она сможет продолжить дело сво­его мужа. Когда это требовало использования мужской физической силы, цех обязывал хозяйку нанимать квалифицированных ремес­ленников-мужчин. В Англии и Голландии женщины, например, могли попытаться сохранить семейную типографию, но правила Компании книгоиздателей предписывали, чтобы у печатного станка стоял мужчи­на-профессионал. Женщины могли продолжить похоронный бизнес, но им приходилось нанимать мужчин, чтобы носить гроб. В любом случае в посмертных ритуалах требовалось участие мужчин. В Женеве сборка часов являлась мужским делом, но вдова могла сохранить ма­нуфактуру и помещение для нее и заняться изготовлением деталей или гравировкой корпусов. В целом необходимость компенсировать труд мужа за счет найма заменяющего его работника, вероятно, лишала около 90% вдов ремесленников возможности продолжать семейный бизнес в полном объеме.

Питер Питерс. Торговка рыбой.

Лучше всего приспособленной, чтобы справиться с последствиями потери мужа, была семейная экономика, включавшая какой-либо ма­лый дополнительный бизнес, особенно таверну, кофейню, продукто­вую лавку, выпечку пирожных, пирогов, лепешек или сдачу меблиро­ванных комнат. Большинство этих видов деятельности существовало вне рамок цеховой регламентации. Если вступившая в брак горничная, следуя советам дидактической литературы на случай неопределенного будущего, заводила какое-либо небольшое дело, то она оказывалась неплохо защищенной, поскольку ее деятельность не регулировалась цехами. Если при жизни мужа этот бизнес оставался лишь вспомога­тельным элементом семейной экономики, то после смерти хозяина вдова могла кормиться за его счет, а дети в нем участвовали. Вот поче­му значительное число таверн, кабаре и закусочных содержалось вдо­вами, причем их дети часто продавали на улицах с лотков горячие пи­рожки и цукаты.

Вдова, вынужденная вместе с детьми работать, очевидно, опускалась на самую низкую ступень, какая только была возможна в европейской экономической иерархии. Она непременно фигурировала в списках бедных и записях благотворительных акций, и если благотворительная деятельность имела место (а это случалось не всегда), она оказывалась самым очевидным кандидатом, чьи нужды признавались всеми.

Судьба незамужних женщин

Женщины, никогда не выходившие замуж, находились не в лучшем положении, чем вдовы, если только они не существовали за счет своих родственников. Низкий уровень женской заработной платы препятст­вовал их экономической независимости. Многие одинокие женщины в городах собирались группами, совместно снимали чердаки или меб­лированные комнатушки и оказывали друг другу поддержку. Их скромные доходы не позволяли им сэкономить хоть сколько-нибудь значительную сумму на случай болезни, безработицы или старости. Некоторые находили кров в доме брата или заменяли умершую мать в осиротевшей семье своего родственника, но перспективы оставались мрачными даже для тех, кто имел неплохое образование. Мэри Уолстоункрафт (1759-1797 гг. — английская феминистка и писатель­ница) считала, что возможности работы для такой женщины ограничиваются службой в качестве гувернантки, экономки, компань­онки или портнихи. Подобно другим отчаявшимся представительни­цам среднего класса, чье число постоянно увеличивалось, Мэри Уолстоункрафт взялась за перо; но можно было пересчитать по пальцам женщин, которым удавалось существовать благодаря литературной деятельности даже в конце XVIII в., когда Фанни Берни, мадам де Сталь и особенно Джейн Остин повысили или изменили качество жен­ской литературы.

Мэри Уолстонкрафт

Вне рамок семьи и предписанных ролей дочери, жены и матери женщины оказывались в весьма неблагоприятных условиях. Самостоя­тельность, как значительно позже заметит Вирджиния Вульф, зависе­ла от личного дохода и наличия собственного жилья. Упорное ограни­чение «естественной» женщины пределами семьи создавало огромные проблемы для тех из них, у кого не было семьи или семья не могла обеспечить средства к существованию. В конечном итоге, особенно на исходе XVIII в., именно женщины, которые не могли приспособиться к навязываемым им социальным ролям, способствовали ускорению со­циального прогресса. Женщины, довольные своей участью или не ви­девшие ей альтернативы, не становились творцами истории.

Код для вставки на сайт или в блог: